Дом на краю ночи - Страница 101

101

И снова ей начало казаться, что она теряет себя, как в первые дни своего материнства. Ведь она всегда была уверена, что бар принадлежит ей.

— Если бы только он женился, — сетовала Мария-Грация ночами, когда они с Робертом лежали в спальне с каменной кладкой над двориком, куда они теперь перебрались. — Или хотя бы Джузеппино привез свою английскую жену, чтобы познакомить ее с нами. Любые перемены хороши.

Но Серджо оказался даже упрямее брата, он не собирался жениться и мучеником проводил свои дни за барной стойкой — подобно тому как Флавио некогда проводил дни на коленях перед статуей святой Агаты.

Мария-Грация предчувствовала, что пока какое-нибудь потрясение не обрушится на бар, все так и останется безнадежно застывшим во времени — Джузеппино с ними нет, да и Серджо мыслями где-то далеко-далеко.

Время шло, но только не в «Доме на краю ночи», где ничего не происходило.

VI

Перемены в жизни бара и в судьбе Серджо Эспозито произошли с появлением девочки Маддалены. Она родилась так же, как и ее отец Серджо, — ногами вперед и сразу залившись безутешным плачем. Это произошло в тот самый день, когда все три телевизора в баре транслировали падение Берлинской стены.

Год тот выдался престранный. В январе между Днем святого Стефана и праздником Богоявления умерла Кармела д’Исанту. Ради ее похорон на Кастелламаре вернулся Андреа д’Исанту. Он не встречался с Марией-Грацией, но все равно кое-кто припомнил старые слухи о том, как он бросал камешки в ее окно, как маялся от любви и от нее же слег в постель на многие дни. Сорок лет спустя все это перестало наконец-то быть новостью, Мария-Грация находила все эти перешептывания по углам в баре утомительными и раздражающими. В этот раз она видела Андреа мельком в толпе — ветреным днем, когда хоронили signora la contessa. Невысокий мужчина с нависшими бровями, возраст которого был очевиден.

— Неужели это и есть Андреа д’Исанту? — удивлялась она, шагая домой под руку с Кончеттой.

— Все мы стареем, — ответила Кончетта. — Разве ты не замечаешь? Бепе, который всегда был таким красавчиком, отрастил пузо размером с винную бочку, Тото растерял все свои кудри, а Агата-рыбачка расхаживает в халате да тапочках и шаркает, как, бывало, шаркала синьора Джезуина.

Мария-Грация была вынуждена признать, что все так.

Но разве они с Робертом старики? Они по-прежнему спят в обнимку, как два подростка, разве что перебрались в спальню, которую она все еще считала родительской. И на Фестивале святой Агаты отплясывали с самозабвением не меньшим, чем в день свадьбы. Какая все же удивительная штука — жизнь. Еле тянулась, когда счастье было далеко-далеко, когда ноги ныли от ортезов, а вот теперь счастье при ней, зато жизнь летит столь стремительно, что опомниться не успеваешь.

Вот и Кончетте уже за пятьдесят. Замуж так и не вышла, но взяла ребенка под опеку. Ужасного мальчишку Энцо, пяти лет от роду, сына ее брата Филиппо. Мальчик рано лишился матери и, как только немного подрос, завел обыкновение слоняться по острову, ловить ящериц, бить все подряд палками и устраивать гонки на своем синем с красными колесами пластмассовом ослике по самым крутым каменистым склонам. К четырем годам он стал неуправляемым настолько, что вопли Филиппо Арканджело разносились по всей южной части города, когда он снимал ребенка с крыши, вытаскивал из шкафа или сгонял со штабеля коробок в кладовке магазина.

Узнав об этом, Кончетта, не разговаривавшая с братьями уже добрых тридцать лет, не на шутку разъярилась.

— Отправлюсь туда, — заявила она Марии-Грации, — и гляну, как они с ним обращаются.

Но, как выяснилось, Филиппо вовсе не третировал Энцо — как раз наоборот, Энцо измывался над родителем. Кончетта обнаружила своего немолодого брата на заднем крыльце магазина, тот сидел на ступеньках, а мальчишка нарезал круги по двору, весь в муке и сиропе.

— Значит, и до тебя дошли слухи, сестра, — пробормотал Филиппо, поднимая на нее глаза навыкате, — что я не справляюсь со своим ребенком, пришла меня осуждать, да?

— Я пришла сюда не осуждать, дурачок, — ответила Кончетта, — а предложить помощь. Господь свидетель, в его возрасте я тоже была бешеным ребенком. Так что хватит этих глупых разладов между нами. У мальчика нет матери, но у него есть тетка, пусть мы с тобой и в давней ссоре. Когда начнет особо шибко буйствовать, отправь ко мне. Может, он и бешеный, но я-то точно похуже была. Энцо! Подойди ко мне!

Озадаченный малыш подчинился.

— Будешь навещать меня, — сказала Кончетта. — Хочешь?

— Si, zia, — покорно ответил Энцо, слышавший немало историй про свою страшную тетку.

В следующие выходные, сложив свой скарб в небольшую хозяйственную сумку, мальчик оседлал пластмассового осла на колесиках и отправился в дом с голубыми стенами и апельсиновыми деревьями во дворе — в лучшем костюме, причесанный, застегнутый на все пуговицы. Маленький мальчик с темными волосами, такой же недорослик, как и она сама в детстве, с тонкими запястьями, голенастый, пробудил в Кончетте нежность, и она решила заняться его воспитанием.

Кончетта с годами не прибавила ни в росте, ни в весе, но во всех прочих отношениях она была внушительной особой. Жизнь из нее так и била, и горю и радости она отдавалась со страстью, и курчавые волосы ее по-прежнему непокорно торчали во все стороны, а щеки румянились как у девчонки. Тетка оказалась ровней мальчишке, и он это сразу почувствовал и принял ее.

101