— Мы прибыли на Сицилию только шесть месяцев назад, — сказал лейтенант. — Мне ничего об этом неизвестно.
Он посмотрел на стариков, сидевших за карточным столом, на вдов, которые перешептывались в углу, и двух рыбаков, отложивших в сторону газеты и взиравших на солдат с благодушным интересом.
— Я слышал, что здесь устроили лагерь, — сказал он.
Позвали Пину. Она отвела военных к группе полуразвалившихся домиков, где обитали ссыльные. Стесняясь говорить с иностранцами на английском, Пина объяснила на литературном итальянском, что лагеря больше нет.
— Она говорит, что ссыльных содержали здесь, — перевел Роберт. — Не было никакого настоящего лагеря. А когда началось вторжение, все фашистские охранники сбежали. Это было примерно в те дни, когда я появился на острове.
— А что ссыльные?
— Кое-кто остался. Университетский преподаватель. Один или два депутата-социалиста. Остальные уехали.
Среди уехавших был и Марио Ваццо, которому не терпелось отыскать жену и ребенка.
— А где местное руководство? Есть кто-нибудь, с кем мы могли бы контактировать? Мэр?
Роберт покачал головой.
К этому времени чуть не все жители острова уже прознали о появлении американских солдат. Вокруг военных собралась толпа, самые смелые хлопали их по плечам, кто-то даже начал скандировать: «Viva l ’America!» Кончетта вырвалась из рук державшей ее Марии-Грации, пробралась сквозь людское скопище и замерла, во все глаза разглядывая пришельцев.
— Все это чертовски странно, — сказал лейтенант, который представлял взятие острова как нечто куда более торжественное. — Нам сообщили, что здесь был лагерь с четырьмя или пятью охранниками.
— Так и есть, — сказал Роберт. — Она говорит, что здесь было подобие лагеря, но его больше нет.
— Пригласи americani в бар и угостите кофе, — сказал Риццу. — Предложи им поесть и выпить.
Американцев повели по улице обратно в бар как почетных гостей, что слегка смягчило лейтенанта. В «Доме на краю ночи» они отказались от предложенного Марией-Грацией caffe di guerra, но согласились сесть за столик под потолочным вентилятором, после чего потребовали, чтобы им немедленно позвали podesta.
Риццу, гордый тем, что впервые в жизни ему посчастливилось сидеть на переднем сиденье авто, привез il conte с поля. Граф скованно поклонился освободителям.
— Вы понимаете по-английски? — спросил лейтенант.
Il conte, отродясь не преуспевавший в науках, отрицательно покачал головой. Тогда на подмогу призвали Роберта и Пину. Побагровевший il conte смотрел на свои колени, пока американские солдаты объявляли, что остров переходит под их управление и отныне il conte освобождается от обязанностей главы острова. Il conte рванулся было вперед, но все-таки, подавив в себе гнев, подчинился и согласился пожать победителям руки.
Затем американцы вернулись к проблеме с Робертом.
— Мы заберем вас в Сиракузу, — объявил лейтенант. — Накормим как следует и отправим в ваш полк.
— Я не могу ехать, — сказал Роберт. — Я уже пытался уехать, но ничего не получилось. Рана моя открылась, как только я покинул остров.
— Si, si, — подтвердила одна из местных женщин, старуха с глазами, затянутыми белой пленкой. — Un miracolo di Sant’Agata.
— Что она говорит?
— Она сказала, что это чудо, совершенное святой Агатой.
— Ну хватит, — сказал лейтенант. — С меня довольно. Мы доставим вас в госпиталь, если вы ранены. Вас эвакуируют в Тунис или отошлют домой в Англию.
Но Роберт покачал головой.
Тогда местные жители привели Амедео, чтобы он представил медицинское заключение. Да, да, согласился тот, с раной Роберта ничего нельзя предпринять, только ждать. Ему просто нужен покой. Он настоятельно не рекомендует перевозить пациента, пока его здоровье не стабилизируется.
— Дайте-ка я взгляну на вашу рану, — сказал лейтенант.
Роберт расстегнул рубашку и показал уже побледневший шрам.
— Ну, рана совершенно затянулась, — заключил лейтенант. — Не вижу никаких проблем.
— Но как только он покинет остров, — сказала на четком английском Мария-Грация, — рана опять начнет кровоточить.
Толпа одобрительно зашумела. Лейтенант припомнил «Руководство для солдат по Сицилии», которое им раздали перед высадкой в Мессине. «Большинство жителей принадлежат Римско-католической церкви и очень почитают разных святых». Судя по всему, британец чем-то их приворожил.
— Похоже, парень немного двинулся умом, — прошептал он на ухо сержанту.
Но и сержанта явно впечатлило услышанное.
— Я не уверен в этом, — сказал он. — Я слыхал, на этой войне чудеса случались. От моего зятя Харви, а он летчик.
— Да ладно тебе. — Лейтенант снова обратился к Роберту: — Неужели вы не хотите поехать с нами на Сицилию, там вас накормят, вас осмотрят врачи, вы узнаете, что произошло с вашими товарищами.
Но Роберт покачал головой:
— Я не могу уехать. Мое плечо заживает только здесь. И только этот доктор может меня вылечить.
Тут и сержант вмешался:
— Его плечо все равно искалечено. Так что какая разница, заберем мы его или оставим здесь.
— Он дезертир, — отрезал лейтенант. — Мы не можем его здесь оставить.
Лейтенант ожидал, что англичанин станет сопротивляться, но Роберт послушно пошел с ними. Чего лейтенант никак не ожидал, так это того, что местные жители целой процессией двинутся следом, причитая и протестуя на своем варварском диалекте. Иные неприкрыто рыдали, хватали англичанина за руки. Потный лейтенант вел за локоть бледного насупленного Роберта и жалел о том, что вообще оказался на этом острове. Хуже того — его сержант, суеверный молодой парень, выросший в калифорнийской лачуге, очевидно, англичанину сочувствовал.