Дом на краю ночи - Страница 54

Крестьяне окружили Бепе, загалдели недоверчиво. Но газета, привезенная с материка, действительно подтверждала слова Бепе. Более того, утверждал Бепе, если новый закон не будет исполняться, с материка прибудут carabinieri и заставят il conte подчиниться, так сказал новый министр сельского хозяйства, который из коммунистов.

— Да, — подтвердила Мария-Грация из-за барной стойки. — Об этом писали и сицилийские газеты, и другие, только в этом баре никто ничего, кроме La Gazzetta dello Sport, не читает.

— Есть еще одна важная вещь, — сказал Бепе. — Прежде чем занимать землю, мы должны создать кооператив.

— Что-что? — подозрительно спросил Маццу. — Я не буду ни с кем кооперироваться.

— У нас должна быть своя организация, — пояснил Бепе. — Только и всего. Мы должны пойти и вместе занять землю. В этом случае правительство прислушается к нашим требованиям. И… — тут Бепе развернул проворно вынутое из-под пиджака красное полотнище, — мы понесем флаг коммунистической партии, воткнем на нашей земле шест и повесим на него флаг. Если подумать, тут полно неиспользуемой земли — охотничьи угодья il conte и тот каменистый участок на юге, с которым никто никогда не пытался что-то сделать. Когда-то это была общественная земля, — добавил он, и пара пожилых крестьян подтвердили, что это чистая правда.

Постепенно Бепе обошел весь остров и каждому изложил свой план. В предыдущий год урожай выдался скудный, и половина острова оказалась в должниках у il conte и его агентов. В тот день, когда граф и его супруга уехали в свое поместье в Палермо, спасаясь от летней жары, Бепе наконец удалось уговорить крестьян выступить. В следующий понедельник мужчины в сопровождении своих жен, надевших на головы большие кастрюли, и шумной оравы ребятишек вышли требовать неиспользуемую землю il conte. Каменистое поле на юге острова, где до сих пор обитали только дикие козы и ящерицы, было поделено на полосы туго натянутой леской и засеяно озимой пшеницей.

В обед верхом на осликах прибыли агенты il conte, вооруженные охотничьими ружьями.

— Вы должны уйти с этой земли!

Крестьяне подчинились, но, когда пшеница взошла, они тайком, ночами, приходили прореживать побеги.

Никто не знал, что будет, когда жара спадет и il conte вернется из Палермо. Но сегодня крестьяне собрались снова, и нынче они потребовали неиспользуемые охотничьи угодья. Кончетта шла за ними какое-то время, привлеченная музыкой organetti, пока их пути не разошлись. Кончетта и Мария-Грация отправились вниз по голому склону, а колонна крестьян проследовала дальше по дороге, огоньки их сигарет мелькали в темноте, как светлячки. Вскоре музыка стихла, лишь шуршал сеющий в утренней мгле дождик. Продираясь через влажную траву и заросли чертополоха, Мария-Грация и Кончетта дошли до заброшенных домиков, где когда-то содержали ссыльных. И в самом деле, babbaluci тут было видимо-невидимо.

Мария-Грация каждый раз испытывала жалость, бросая улитку в ведро, в то время как Кончетта ликующе считала: «Пятьдесят одна, пятьдесят две, пятьдесят три…»

— Приготовим жаркое, — сказала Мария-Грация. — С оливковым маслом, дикой петрушкой, чесноком и чуточкой перца.

Они работали рука об руку, молча, стараясь успеть собрать полные ведра, прежде чем взойдет солнце и наступит жара.

— Мария-Грация, — сказала Кончетта, разглядывая собранных улиток, — как ты думаешь, что стало с синьором Робертом?

Мария-Грация напряглась.

— А почему ты спрашиваешь?

— Ну, так. А все же, как ты думаешь, что с ним?

— Я не знаю. Полагаю, он все еще в Англии. Я же показывала тебе открытку, которую он прислал.

— Но в той открытке, — сказала Кончетта, — немного было написано, да и пришла она больше года назад.

— Думаю, его плечо еще не зажило тогда, поэтому он так мало написал.

— Но ты сама разве не можешь ему написать?

Мария-Грация покачала головой. Год назад она уже писала в госпиталь. Ей не сообщили ничего нового. Пациент выбыл. Они не знали, куда он направился.

Кончетта наблюдала, как улитка, словно в танце, то прячет, то показывает рожки.

— А почему мы не можем поехать в Англию и найти его? На пароходе или на самолете. Мы с тобой, Мария-Грация?

— Ой, Кончетта, ты представляешь, сколько это стоит? Много-много денег. Он наверняка сам приедет, как только сможет, я уверена в этом.

Девочка вздохнула и переместилась к другой стене. Мария-Грация слышала, как она что-то бормочет себе под нос, разрывая землю. Кончетта явно собиралась поискать улиток помельче, attuppateddi, которые обитали на глубине дюйма под землей.

— Не складывай attuppateddi вместе с babbaluci, — предупредила Мария-Грация. — Они передерутся, как в прошлый раз. И к тому же attuppateddi горчат, их надо день или два вымачивать в отрубях, чтобы избавиться от дурного привкуса.

— Угу, — пробурчала Кончетта.

Они трудились, пока солнце не поднялось над головой и все оставшиеся babbaluci не попрятались в щелях и ямках, а attuppateddi не зарылись еще глубже. Кончетта, у которой руки по локоть были выпачканы землей, бросила в ведро последнюю горсть улиток.

— Можно я съем парочку прямо сейчас? — взмолилась она. — Я люблю сырых улиток.

— Кончетта, подожди, пока мы их не приготовим.

Мария-Грация распрямилась, подняла ведро и тут почувствовала, что сзади кто-то наблюдает за ними.

Может быть, из-за того, что Кончетта только что про него спрашивала, или потому что она сотни раз представляла себе эту сцену, какой-то миг она была уверена, что это Роберт. Но в тени стоял мужчина в заграничном костюме не по размеру, с потрепанным фанерным чемоданом и лицом одного из ее братьев.