Дом на краю ночи - Страница 84

— Потом отруби ей голову, — сказал старик, — и освободи нас всех.

Молодой человек поскакал к ведьминому замку. Из ворот вышел грозный рыцарь с развевающимися волосами, он размахивал мечом и злобно кричал. Одним ударом младший брат отрубил ему голову. Потом, схватив ведьму за волосы, он пронзил ее своим мечом и убил.

Но когда заклятье спало, он увидел, что грозный рыцарь, которого он убил, раб ведьмы, кого-то ему напоминает. Он наклонился и узнал своего брата. И содеянное вызвало у него бесконечные рыдания.

И тут же он вспомнил про волшебную мазь. Он бросился к своему коню, а затем опустился подле обезглавленного брата и втер мазь в безжизненное тело, и страшная рана затянулась, и мертвец ожил. Братья обнялись, и младший брат попросил прощенья за страшное преступление, которое он совершил. Потом они вернулись во дворец к старшему брату и больше никогда, до конца своих дней, не разлучались.

Старая островная сказка, рассказанная мне вдовцом Маццу, похожая на сицилийскую сказку и, видимо, происходящая от нее. Впервые записана примерно в 1961 году.

I

Много лет спустя, когда оба повзрослели и каждый жил своей жизнью, Мария-Грация не могла припомнить, с чего началась их вражда.

Братья были, как это назвали английские двоюродные дедушка с бабушкой в своем сдержанном поздравительном письме, присланном после рождения второго внучатого племянника, «ирландскими близнецами». Они родились в течение одного года: Серджо — в январе 1954-го, а Джузеппино — в декабре. Появлению на свет Серджо предшествовали тяжелые сорокачасовые схватки. Около четырех часов утра вторых суток, когда ребенок выходил ногами вперед, измученная Мария-Грация вновь и вновь клялась Роберту, что больше детей у нее не будет.

Но в тот день, когда она везла Серджо из сиракузской больницы домой, кутаясь в шинель Роберта на сиденье парома Santa Maria della Luce, и муж нежно поглаживал ее измученное родами тело, она передумала.

— Нет, все же мы родим еще одного. Только надо спешить, иначе я передумаю.

Если это и встревожило Роберта, он виду не показал.

— Cara, мы сделаем так, как ты захочешь.

Еще до того, как Серджо мог самостоятельно сидеть и есть обычную пищу, посетители «Дома на краю ночи» получили повод обсуждать распухшие щиколотки Марии-Грации и ее внезапные отлучки из бара до туалета или помойного ведра.

— Этот твой англичанин не так прост, как кажется, — заявила Агата-рыбачка, пихнув Марию-Грацию в бок и вызвав хихиканье выпивох.

Но ничто не могло смутить Марию-Грацию.

— Да, местным мужчинам поучиться надо, — парировала она.

Рыбаки, сидевшие в углу, загоготали.

Джузеппино появился в срок, как и положено, головкой вперед. Схватки длились меньше часа. Впоследствии родственники и соседи не переставая указывали на разницу в родах, как будто в этом и крылась глубинная причина различия их характеров.

Первое, что сделал Серджо, когда второго младенца принесли домой, — подполз к люльке, подтянулся за прутья и заглянул внутрь.

— Ох, — растроганно воскликнула его бабушка Пина, — смотрите, он хочет поздороваться с братиком!

Но вместо этого Серджо заорал прямо в лицо младенцу и не переставал орать, пока Пина не унесла его прочь.

На радостях, что Мария-Грация согласилась выйти за него, Роберт пообещал, что будет сам заботиться о сыновьях, пока Мария-Грация станет управляться в баре.

Но присматривать за двумя мальчишками не под силу одному взрослому. Это суетливая и хлопотная работа, в которую вовлечены все имеющиеся родственники и которая лишает их всех сна. Детей нельзя было оставить одних и на минуту, и они быстро измотали обоих родителей. Как-то весной 1955 года в бар заглянула Кончетта. Мария-Грация спала за стойкой, а посетители сами наливали себе кофе и выпивку. Сон Марии-Грации прервали крики Роберта в ванной наверху. Он был на грани срыва, вымазанный в детских какашках и тальке, а в это время Серджо лупил Джузеппино кулачком по голове. Кончетта посмотрела на все это прищуренными глазами, потом присела, извлекла Серджо из лужи, вытерла грязную попу Джузеппино и протянула Роберту чистый платок.

— О, Кончетта! — расплакалась Мария-Грация, в ужасе наблюдавшая за бесчинством старшего. — Эти мальчишки ненавидят друг друга!

— Ничего, — сказала Кончетта тоном, который она переняла у Пины, — все образуется.

— Мы не справляемся, — вздохнула Мария-Грация. — Я не могу сосредоточиться в баре, Роберт не в состоянии один присматривать за ними обоими, а мои родители уже слишком старые.

И действительно, Амедео исполнилось восемьдесят, Пина была не многим моложе, ноги у нее отекали так, что она едва могла ковылять следом за детьми.

— Наше семейное дело прогорит, — сказала Мария-Грация. — А эти дети убьют друг друга еще до того, как им исполнится по десять лет.

— Да всего лишь подрались слегка, — заметила Кончетта. — Все дети дерутся. Я в детстве била все, что двигалось, — других детей, собак, ящериц. Твои братья, должно быть, тоже дрались, разве нет?

— Но не так, — всхлипнула Мария-Грация.

— Ну-ну, Мариуцца, — Роберт погладил ее по спине, — мы что-нибудь придумаем.

Безутешность матери повлияла даже на воинственность ее сыновей. Они перестали драться и уставились на нее одинаковыми опаловыми глазами из-под полуопущенных английских век. У Серджо были крупные черты лица, он походил то ли на лысого профессора, то ли на степенного дипломата из прошлого века. Джузеппино, напротив, был маленьким, юрким, с острым личиком, всегда настороже, всегда ищущий повод для стычки. Кончетта подхватила его, унесла за дверь, ловко надела на него подгузник и быстро угомонила.