Дом на краю ночи - Страница 85

Мария-Грация вдруг поняла, что с Кончеттой что-то не так. Плечи опущены, обычно улыбающееся лицо понуро. У девушки явно что-то стряслось.

На острове давно толковали про нее и ее отца, синьора Арканджело. Все знали, что Арканджело раздражала его непокорная младшая дочь. По мнению отца, Кончетта достигла уже того возраста, когда она должна носить длинные юбки и думать о замужестве, а вместо этого она носилась по острову с подростками из рыбацких семей, жгла костры и ныряла в море в обрезанных штанах. Эпилептические припадки остались в прошлом. Она больше не позволяла, чтобы над ней бормотали молитвы, и даже во время одного особо жаркого скандала, который слышал едва ли не весь остров, вышвырнула во двор четки и объявила себя безбожницей — как Агата-рыбачка.

Скандалы в семействе Арканджело продолжались от дня Богоявления и до Сретения. В праздничный вечер, во время особенно ожесточенной ссоры, Кончетта восстала против родителя. Она покинула лавку отца в разгар последнего зимнего проливного дождя и направилась с холщовой сумкой, в которой были все ее вещи, мимо покрытого тиной фонтана, через переулок, где жили Фаццоли, вверх по проходу с громким именем виа Кавур к дому своей двоюродной бабки Онофрии, куда прибыла в четверть первого ночи. За ней сквозь жалюзи наблюдал весь город, и каждый заметил красные полосы на тыльной стороне ее голых рук и синяк под глазом. Кончетта потом будет клясться, что следы те были стигматами, но любой дурак понимал, что когда на руках остаются такие красные следы, то между лопатками должно быть сплошное месиво от ударов ремня.

И теперь даже те жители острова, которые всегда были на стороне Арканджело, симпатизировали Кончетте. Выяснилось, что бакалейщик бил дочь с малых лет. И всплыло кое-что еще: девочку заставляли спать на полу и частенько запирали в чулане или уборной, чтобы она своим очередным припадком не распугала покупателей. Кончетта не опровергала, но и не подтверждала эти слухи. Она просто заперлась в одной из комнат в доме вдовы Онофрии и отказывалась возвращаться домой.

— Она опозорила меня, — лютовал Арканджело перед il conte. — Вы не можете что-нибудь сделать — заставить ее вернуться домой, прекратить эти враки, что распространяют обо мне?

Остальные дети Арканджело всегда были послушными. Филиппо все время ходил за ним по пятам и сейчас фактически заправлял всей торговлей в магазине, позволив отцу уйти на покой. Сантино работал земельным агентом у il conte, и сердце отца наполнялось гордостью, когда его сын ехал в авто рядом с самим графом.

Но il conte не желал вникать в затруднения своего старого приятеля. После отъезда Андреа граф потерял интерес ко всему.

— Но разве не все лупят упрямых детей? — взмолился Арканджело. — Разве наказать сына или дочь не долг каждого родителя? И что, меня надо упрекать и стыдить за то, что я наставлял своего ребенка — из любви, учтите, не из злобы — на путь истинный?

— Ни я, ни моя жена никогда не били Андреа, — сказал il conte. — Ты должен сам решать свои семейные дела. Но, — тут он перекинул мостик надежды, — я полагаю, Кончетта вернется, когда наголодается. Бог свидетель, вдова Онофрия не сможет содержать лишний рот.

Граф уволил Онофрию, батрачившую на него всю жизнь, и женщина была бедна как распаханное зимой поле. Выживала она, иной раз раскидывая желающим карты на судьбу, а то и благодаря милости соседей.

— Да, — сказал Арканджело, немного успокоившись, — да-да, Кончетта вернется, черт бы ее побрал, как раз к приезду ее кузена Чезаре. Он приезжает на Фестиваль святой Агаты и, если повезет, избавит меня от нее. Девчонке пора замуж.

— Не строй пустых планов, — посоветовал il conte. — А когда Кончетта вернется, разберись с ней.

Но у Кончетты были совсем другие мысли. И теперь, стоя на коленях около Марии-Грации и держа за шкирку Серджо одной рукой и вопящего Джузеппино — другой, она сказала:

— Я хотела попросить тебя.

— Да, cara, рассказывай.

Мария-Грация всегда любила эту девочку, смышленую и живую. Теперь же Кончетта, впервые в жизни нервничая и смущаясь, откашлялась и сказала скованно:

— Мне нужна работа, чтобы содержать себя и мою старенькую тетю Онофрию. Но кто даст мне работу после моего разлада с отцом? Люди не дураки. Они понимают, что он большой друг il conte.

— Работа? — спросила Мария-Грация. — А как же школа?

— Я закончила школу прошлым летом. Мне уже скоро восемнадцать.

Восемнадцать. Она и не заметила, как девочка повзрослела. Марию-Грацию обожгло чувство вины, когда она поняла, что синяки, которые она считала результатом похождений Кончетты, были следами побоев.

— Я хотела бы работать в баре, — сказала Кончетта. — Ты не можешь нанять меня?

— Конечно, могу!

Кончетта продолжила торопливо:

— Вам нужна помощь — вы сами только что говорили, и ты, и синьор Роберт, а я люблю бар и знаю, как тут все устроено. Я умею готовить кофе и горячий шоколад и знаю, как вести учет. Или же я могла бы присматривать за Серджо и Джузеппино. Я буду как Джезуина, которая присматривала за тобой и твоими братьями, когда вы были маленькими. Разница только в том, что мне не сто двадцать лет и я не слепая, как она, упокой Господь ее душу.

Мария-Грация не сомневалась, что от Кончетты будет сплошная польза. Лишняя пара рук, да еще каждый день!

— Пожалуйста, Мария-Грация, скажи «да». Ты же видела, как ловко я разобралась с попкой Серджо…

— Это был Джузеппино.