Дом на краю ночи - Страница 89

— Как будто я захочу сносить дом, который построил мой прадедушка, — презрительно усмехнулась Агата. — Но я возьму денег на ремонт пола. Надоела сырость во время дождей.

Прошел слух, что компания Андреа д’Исанту давала в долг не только друзьям его отца, но всем желающим. В то время как Агата-рыбачка была счастлива в дедовом доме, где гуляли сквозняки, а по стенам шмыгали ящерицы, другие не упустили возможность выбраться из убогих развалюх, в которых жили многие поколения. На Кастелламаре дома всегда переходили по наследству. Это была своего рода лотерея: ты радовался, если окна большие и выходят на море, или страдал и переделывал все, если оконца узкие, да и глядят на какие-нибудь скалы — как в старом материнском доме Бепе за церковью. Если наследников не было или их, напротив, было слишком много и все они разъехались кто куда, то дом стоял пустой, безжизненный, жалюзи постепенно провисали, плющ пробирался внутрь, затягивая стены. Так было и с домом Джезуины, пока он не перешел к банку. Но теперь, объявил новый il conte, всякий, у кого есть работа и хоть немного сбережений, может подать заявление и взять заем на покупку участка неиспользуемой земли и построить там настоящую виллу из бетона.

— Не стоит ли нам положить наши накопления в новый банк? — спросил как-то вечером Роберт, поглаживая руку Марии-Грации. — А то я все время натыкаюсь на деньги в ящичках и конвертах, разложенных по всему дому. Мы становимся богатыми, cara. На прошлой неделе я нашел бутылку, заполненную купюрами.

Накопления, что она собирала годами для бегства с острова. Мария-Грация и забыла о них. Она достала бутылку и откупорила. Оттуда пахнуло кампари и пылью. Пошурудив разогнутой шпилькой, она извлекла из бутылки лира за лирой целую кучу слипшихся купюр.

— Как они там оказались? — удивился Роберт.

Улыбнувшись, она рассказала ему.

— Но, cara, — прошептал Роберт полушутя, полусерьезно, — неужели ты и вправду собиралась уехать отсюда? — И он привлек ее к себе, будто желая согреть. — Так что ты думаешь? Насчет банка?

— Нет, — ответила Мария-Грация. — Я не хочу класть туда деньги.

— А я бы ничего не имел против. Меня не волнуют твои отношения с д’Исанту. Я его не пугаюсь.

Иногда в его итальянском проскальзывали вот такие странные обороты. Ее муж — сильный, загорелый, с налитыми от постоянного таскания сыновей плечами, — с чего бы ему пугаться нового графа-калеку, такого болезненного с виду? Она поочередно поцеловала ладони Роберта и сказала:

— Lo so, caro. Я знаю.

Но все же отказалась класть деньги в банк.

— Эта компания не просто так называется кредитно-сберегательной, — сказал Амедео, пытаясь притушить жаркие дискуссии в баре. — Андреа д’Исанту одной рукой берет у вас деньги в долг, а другой дает вам взаймы. Если Арканджело кладет в банк свои сбережения за месяц, например, сто тысяч лир… — тут он достал две солонки для наглядности, — то все, что должен сделать синьор д’Исанту, это взять эти сто тысяч и одолжить их Агате-рыбачке на починку полов. Она вернет ему деньги с процентами, он выплатит Арканджело маленькую часть от полученных процентов, а остальное оставит себе. Вот что он делает.

— Что бы он ни делал, — сказала Агата-рыбачка, — но это работает. И, разъезжая по заграницам, он заработал больше денег, чем его отец.

На острове знали, что Андреа д’Исанту затеял реконструкцию отцовской виллы. Он полностью заменил электропроводку, снес дышавшие на ладан пристройки, навесил новые жалюзи. Старое авто он отправил на свалку, и Кармела теперь разъезжала на новеньком немецком седане, специально доставленном на пароме Бепе. Что касается самого молодого графа, то он по-прежнему не покидал виллу, и никто его не видел.

Пина тоже выступала против нововведений.

— Эти ряды бетонных вилл, — говорила она, — что в них хорошего, как их можно сравнивать со старыми домами? Любому понятно, что первое же землетрясение разрушит их. И не успеете оглянуться, они закроют вид на море и на бухту и не останется места, где смогут пастись козы, а туристов станет больше, чем местных жителей. И этот новый conte заграбастает все на острове.

Но Мария-Грация не могла отрицать, что бар приносил все больше денег, и касса, содержимое которой по-прежнему каждую пятницу перекочевывало в банку на книжной полке и под матрасы, а не на счет в банке il conte, наполнялась все быстрее. Они заново выкрасили дом, купили новую кофемашину, Кончетта, благодаря повысившейся зарплате, привела в порядок домик тети Онофрии и посадила во дворе апельсиновые деревья. Роберт по субботам допоздна перекрашивал комнаты Туллио и Аурелио, которые Амедео наконец согласился отдать Серджо и Джузеппино. Он обсуждал с плотником новую мебель, полировал дверные косяки и до блеска натирал воском полы.

Андреа вернулся на остров уже как несколько месяцев, но Мария-Грация его так ни разу и не видела. Но однажды ранним утром она подошла к воротам виллы и позвонила в колокольчик. Она и сама толком не понимала, зачем она здесь. Вскоре к старинным кованым воротам подошел агент Сантино Арканджело.

— Да? — спросил он. — Что вам угодно?

— Я хочу повидаться с синьором д’Исанту.

Сантино удалился. Он возвращался к дому не спеша, останавливаясь, чтобы сбить палкой высокую траву, демонстрируя, насколько ему безразлично, что она его ждет. Вернулся он почти через полчаса, и на его лице играла глумливая ухмылка.

— Он вас не примет, — объявил Сантино из-за ворот. — Вам следует уйти, Мария-Грация Эспозито, signor il conte не желает вас видеть.